Пчелайн,
или
Радионаука и жизнь
Геннадий Горелик
(ВАГРИУС, 2008)
|
Пчелайн, Геннадий Горелик (ВАГРИУС, 2008) |
| В центре книги история
основателя «ВымпелКома» («Билайна») Дмитрия Зимина. Советский радиоинженер высшего класса в новой России стал крупным предпринимателем, с триумфом вышел из бизнеса и прокладывает дорогу филантропии в сфере науки и просвещения. Дополняют рассказ драматичные страницы истории изобретений телефона, радио и телевидения и их превращения из технических диковинок в незаменимую бытовую технику. Сопоставление достижений А.Белла и А. Меуччи, А. Попова и Г. Маркони, В. Зворыкина, Д.Сарнова и Ф. Фарнсворта выявляют предпринимательский механизм научно-технического прогресса. Книга основана на беседах с участниками событий и на архивных материалах. К моменту краха советского социализма Дмитрию Зимину было под шестьдесят, и за плечами многолетние разработки противоракетной радиолокации. Собрав команду из коллег - сотрудников Радиотехнического института АН СССР, он, пользуясь рыночными возможностями, создал компанию, известную ныне как ВымпелКом / Билайн, которую первой из российских компаний признали на Нью-Йоркской бирже (в 1996 году). В истории крупного послесоветского предпринимательства, он первым завершил бизнес-карьеру и создал благотворительный фонд, уже шесть лет поддерживающий науку и образование в России. История сотовой телефонии в послесоветской России наглядно показывает, что может сделать предпринимательство и конкуренция, даже если нечего приватизировать. Может за считанные годы превратить предмет роскоши и бандитского престижа в массовую бытовую технику, без которой уже трудно представить жизнь. |
| Автор
около
тридцати лет занимается историей науки и ее
популяризацией – в десяти книгах (включая биографии А.Сахарова и
Л.Ландау) и
многих статьях (в том числе в журналах Знание-Сила, Природа и
Scientific
American). |
Содержание
Чего не
понимали Эйнштейн, Бор и
Сахаров?
Чего
не понимали Эйнштейн, Бор и Сахаров?
"...Научный
метод руководства искусством"?
Вторая
карьера и первая российская компания на NYSE
Две
карьеры позади, третья впереди
Последняя пирамида советской цивилизации
Новое слово в истории науки
Рождение дела
Наука предпринимательства
Частная собственность и ее законы
Век
науки, не золотой век
Рукопись этой книги три года пролежала в столе. Хотя, казалось автору, должна была пойти как горячий пирожок. Ведь она дает «неправильный» ответ на риторический вопрос: «Может ли честный стать богатым?» Не где-нибудь, а в России. К тому же ответ документальный и биографический, научный и технический.
В издательстве, однако, не скрывая симпатии и готовя к публикации другую книгу автора, объяснили: «История у Вас замечательная. И возможно, правдивая. Но средний российский читатель в неё не поверит. И сходу решит, что это – ‘заказуха’; а кто же на такое потратит свои кровные?! И Ваша репутация пострадает. Вот если бы Вы эту историю преподнесли в художественной форме…».
Конечно, в России привыкли, что сказка – ложь, да в ней намек… Но автор – историк науки, и для него слово ‘история’ прежде всего означает ‘то, что действительно произошло’. Проведя мини-опрос общественного мнения и поразмыслив, автор, однако, вынужден был согласиться с издательством. И положил рукопись в стол, утешаясь публикацией глав в журнале «Знание-Сила».
Прошло три года. Жизнь добавила веские доводы к
рассказанному. И книга выходит в свет.
Партия
торжественно провозглашает:
нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме.
XXII съезд КПСС
Москва, Кремль, октябрь 1961
Моему тогдашнему поколению вместо коммунизма довелось жить в эпоху крутых перемен. Будут ли нам завидовать другие поколения, им и решать. Как обычно, мнения разойдутся. Кто-то заметит, что история не знает сослагательного наклонения... Другой ехидно оборвет, что она не знает и повелительного, и даже по поводу изъявительного у нее сомнения. Найдется, надеюсь, и третий, кто скажет, что в крахе советской системы один фактор не вызывает сомнений – научно-технический. И что прав был основатель советской власти Ленин: победил строй, обеспечивший высшую эффективность труда.
Советский способ общественного устройства не совладал с научно-техническим прогрессом и уступил дорогу способу, основанному на свободной конкуренции. Немудрено, что советский строй проиграл соревнование строю, основанному на соревновании. Мудренее, что проиграл на поприще науки и техники. Ведь тот социализм, который Ленин и его товарищи хотели построить, они называли научным. А при том социализме, который построили, всякий студент – хоть в физике, хоть в лирике, изучал учебник «Научный коммунизм». И даже юные пионеры маршировали под речевку:
"Да здравствует Наука, да здравствует Прогресс
и мирная политика ЦК КПСС".
Теперь это называют пиаром, однако советские вожди кормили науку не только словами. Уже к середине 1930-х годов число физиков в стране выросло за десять лет в десять раз. Выросло и уменье, – советские физики сделали открытия нобелевского уровня. Двадцать лет спустя уровень советской науки и техники стал виден невооруженному глазу, прежде всего благодаря успехам в вооружении. Сначала, в 1949-м, мир капитализма с ужасом узнал, что у Советов появилось ядерное оружие. Затем, в октябре 1957-го, в английский язык вторглось русское слово SPUTNIK, а радиостанции всего мира передавали неприхотливое советское попискивание из космоса. И, наконец, в апреле 1961-го весь мир выучил русское имя Yuri Gagarin.
Для многих на Западе это значило, что в соревновании двух систем советский социализм вырвался вперед. Однако в следующем раунде капитализм догнал и перегнал. Американский президент провозгласил цель – в десятилетний срок человек побывает на Луне. И цель была достигнута, – в 1969 году на неземную твердь ступил американский гражданин. Вслед за этим еще десяток американцев поглядели на Землю с лунной точки зрения. Капитализм явно опередил социализм.
Еще до того, как результат лунного раунда высветился на табло истории, советский физик Андрей Сахаров увидел, куда идет дело. Сравнивая научно-технические потенциалы СССР и США, он отметил, что на точные и технические науки СССР расходует в три-пять раз меньше, что "эффективность расходов различается в несколько раз не в нашу пользу", и что разрыв этот растет. Это из письма Сахарова, направленного им в 1967 году в ЦК КПСС, – письма служебного, секретного. Тогда академик считал себя техническим экспертом, всецело преданным интересам советского социализма. Все свои награды – три звезды Героя Социалистического Труда, Сталинскую и Ленинскую премии – он получил за достижения в военно-научной области. Соревнованием с США в сфере стратегического оружия он занимался профессионально, и по долгу службы понимал, какую стратегию страна может себе позволить, а какую нет. И уж он-то знал, что мирные завоевания космоса – это побочный продукт военных разработок. Как пелось в старинной советской песне: «Первым делом, первым делом – самолеты, ну а девушки, а девушки – потом». Первым делом были "изделия" – ядерные заряды – и "средства доставки" – ракеты. И ракету конструировали такую, чтобы в ней уместился заряд. Не летать бы Гагарину в 1961-м, если бы в 1953-м Сахаров придумал термоядерный заряд с меньшими габаритами.
Поэтому и весомо мнение академика Сахарова, который в 1968 году – в своих “Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе” – уподобил соревнование СССР и США двум лыжникам, идущим по глубокому снегу: лыжник в звездно-полосатой майке прокладывает лыжню научно-технического прогресса, а лыжник в красной майке идет по уже готовой лыжне.
Другой знаменитый и осведомленный советский физик, академик Петр Капица, еще раньше сравнил это соревнование с движением каравана судов на Севере: первое прокладывает путь, разбивая лед, а второе немного отстает. На взгляд Капицы, команда ледокола тоже была в звездно-полосатых тельняшках.
Простые советские граждане, не знавшие научно-технических секретов, тоже могли догадаться, кто прокладывает лыжню (или путь во льдах). Достаточно было поставить рядом лучший советский портативный радиоприемник «Спидолу» (1961 года рождения) и привезенный из-за границы карманный «Sony». Такие сравнения родили шутку, что советские микросхемы самые крупные в мире.
Верить ли авторитету двух академиков или верить своим глазам, но научно-технический факт есть факт, и он требует исторического объяснения. Почему строй, на знамени которого было начертано "Научность и План", отстал от строя, основанного на "Свободе и Соревновании"? Что именно помогло свободному капитализму опередить научный социализм?
Вот если бы найти кого-то, кто успешно работал в мире высоконаучной техники в советское время и не менее успешен в том же, но капиталистическом, мире, когда в ходу слизанное с английского хай-тек (hi-tech) – "высокие технологии"… Такой человек мог бы сопоставить два способа превращения науки в технику и объяснить, что мешало родине первого спутника оставаться впереди планеты всей и что помогает победить в свободной конкуренции.
«Но где же найдешь такого человека – с подобным двойным жизненным опытом?!» – думал я. Ничто в моей жизни не предвещало знакомства с миром предпринимательства. Занимаюсь я историей физики, а в нынешней России, увы, не до науки и, тем паче, не до ее истории». Потому-то я вместе со своим занятием перебрался в другую страну – самую богатую, самую предпринимательскую. В Америке интерес к российской истории оказался достаточным, чтобы на деньги тамошних предпринимателей российский историк мог заниматься своим неприбыльным, но очень интересным делом. Трудился я над биографией российского физика Андрея Сахарова. Его самого больше всего интересовала чистая теоретическая физика: Вселенная, квантовые частицы, – то, без чего вполне можно обойтись в обычной жизни. Правда, сама жизнь вывела этого человека науки далеко за пределы чистой теории, но мир предпринимательства как будто гораздо дальше?
Не настолько уж и дальше, обнаружил я, получив электронное письмо с российским обратным адресом – “емелю”, как иногда ласковые русофилы называют email. Емеля на экране моего компьютера говорила чисто русским языком:
Уважаемый Геннадий!
Не сочтите подобное обращение недопустимой вольностью; я просто не знаю Вашего отчества. У меня недавно оказалась Ваша книга "Андрей Сахаров. Наука и свобода", после прочтения которой возникла потребность высказать уважение и благодарность автору. Хотелось бы встретиться.
Дмитрий Борисович Зимин, Генеральный директор АО «ВымпелКом»...
Не знаю, что было сильнее – удовольствие от отклика на книгу или недоумение от подписи. Названия этого акционерного общества я никогда не слышал. И как-то не верилось, что настоящие акционеры читают книги такого рода – ну что им биография гуманитарного физика, жившего до наступления светлого капиталистического настоящего?
Видно, «ВымпелКом» – это что-то не вполне капиталистическое, подумал я, но на всякий случай пошарил в Интернете. И понял, что ничегошеньки не знаю о российском капитализме. Дмитрий Зимин оказался крупным российским предпринимателем, а «ВымпелКом» – ведущей компанией мобильной телефонии, известной под именем «Билайн». При этом создатель компании ничем не напоминал новых русских из соответствующих анекдотов. Доктор наук, под семьдесят, из которых тридцать лет проработал в одном и том же институте – Радиотехническом институте имени академика А.Л. Минца. Разумеется, я захотел узнать, что именно в моей книге понравилось столь квалифицированному читателю.
К этому добавился и профессиональный интерес. Как мне любезно сообщил Интернет, нынешний олигарх в советские годы разрабатывал радиотехнику для противоракетной обороны (ПРО). А с этой обороной связан самый крутой поворот в жизни Андрея Сахарова: именно проблема ПРО побудила его, разработчика стратегического оружия, выйти из закрытого военно-научного мира на открытую общественную арену. В 1967 году отец советской водородной бомбы написал секретное письмо в ЦК, объясняя руководителям страны, почему в условиях разделенного мира противоракетная оборона зловреднее наступательных ракет. То самое письмо, в котором Сахаров сравнивал научно-технические потенциалы СССР и США "не в нашу пользу". Однако советские вожди пропустили мимо ушей доводы академика, а ему посоветовали не мешать руководить народом. Тогда-то трижды Герой Социалистического Труда совершил самый героический свой поступок – обратился прямо и открыто к народу со знаменитыми “Размышлениями о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе”.
При жизни Сахарова проблема ПРО оставалась глубоко секретной, и потому он никогда не говорил о конкретной причине своего бунта. Причина эта обнаружилась лишь после того, как ЦК закрыли, а архив ЦК открыли, – в рассекреченном сахаровском письме 1967 года. И все же историку полагаться лишь на одно свидетельство неправильно, даже если свидетель внушает доверие. В истории науки, как и в жизни, действует русская поговорка из арсенала президента Рейгана: “Доверяй, но проверяй”. И мне хотелось проверить свидетельство Сахарова с помощью другого свидетеля, компетентного в противоракетных делах.
Для встречи с необычным моим читателем был еще и резон не столь профессиональный, сколь личный. При всем интересе к истории, я внимательно слежу и за экономической жизнью России. Не потому, что, как меня учили, экономическое бытие первично, а все остальное вторично. С особым вниманием я стал смотреть на экономику России под воздействием опыта жизни в капиталистическом Бостоне.
Во-первых, я обнаружил, что социализма в Штатах гораздо больше, чем было на моей советской родине, если исходить из понимания социализма как заботы общества о тех, кто о себе позаботиться не может – по возрасту или по инвалидности. Во-вторых, оказалось, что в этом мире чистогана человек человеку не волк. Пришлось это признать, увидев своими глазами примеры бескорыстной доброжелательности и не раз ответив на улыбчивое “Здрасте!” первых-встречных на малолюдных улицах. “Здрасте” звучало, конечно, по-английски – в вариантах от простецкого “Hi!” до почтенного “Good morning!”, – но в остальном прямо как в российской деревне или на горных тропах Северного Кавказа, тоже мне не чужих.
И, в-третьих, я пришел к прозаическому выводу, что человечное лицо капитализма – следствие благосостояния общества. Богатое общество может себе позволить гуманность в массовых проявлениях.
Гуманность эту я ощутил на своей научной шкуре, получив не единожды средства на историко-научные исследования от частных благотворительных фондов. Точнее, выиграв на нескольких конкурсах, начиная с того, из-за которого попал в Бостон. Особенно же наглядно человечность тут проявляется на других шкурах – пушистых. В Бостоне совсем не видно бездомных собак. Это отсутствие прямо-таки бросается в глаза, когда прилетаешь из Москвы. Изредка можно увидеть кошку, которая гуляет сама по себе. Но у нее всегда такой благополучный вид, что ясно – просто вышла проветриться. И беспокоиться надо не за нее, а за ее хозяев.
Мир свободных научных художников вовсе не отделен пропастью от мира, в котором люди заботятся о кошках и собаках. Это части одного и того же человеческого мира. Как заметил поэт, “все мы немножко лошади”. Кому не хочется, чтобы его погладили по спинке и почесали за ушком? Так или иначе, но именно отношение американского общества к ученой братии и к братьям нашим меньшим помирило меня с крупной частной собственностью. Если для общественного благополучия в целом необходимо, чтобы имелись в обществе и сверхбогатые люди – с личными самолетами, ничего не имею против. Ведь почему-то сверхбогачи иногда, вместо покупки еще одного самолета для личного блага, по своей прихоти тратят свои деньги на искусство и науку – для блага общественного. И это испокон веков, от древнеримского Мецената до Нобеля, Гуггенхайма и им подобным.
Столь же известны были бы в России имена Леденцова и Шанявского, если бы не советский катаклизм отечественной истории. Незадолго до революции на частные средства этих крупных российских предпринимателей построили в Москве Научный институт и Народный университет – первый институт, независимый от государства, и первый университет, открытый для всех желающих. Советская власть заняла университет Шанявского под Высшую Партшколу. А институт, построенный на средства Леденцова, как ни странно, уцелел, и в нем-то начал свой путь в науке Андрей Сахаров.
Да, советская власть тратила деньги не только на свои личные самолеты, но и на науку. В марте 1946 года главный советский Меценат – товарищ Сталин – по своей прихоти поднял зарплаты научных работников в несколько раз. Что, наука вдруг стала в несколько раз важнее? Физик стал сразу в несколько раз нужнее стране, чем врач и учитель? Или верховному предпринимателю срочно потребовалось высоконаучное ядерно-ракетное оружие?
Что лучше для развития науки – беспрекословная прихоть одного-единственного в стране предпринимателя-властителя или несогласованные прихоти предпринимателей, к политической власти прямо не причастных, – всевозможных нобелей, гуггенхаймов, леденцовых и шанявских? История, похоже, ответила на этот вопрос.
Новые крупно-предприимчивые россияне, портреты которых рисовала пресса, увы, мало напоминали Леденцова и Шанявского. Почему, говорят разное, но разбираться в причинах и следствиях придется коллегам-историкам будущего. Так думал я, уводя исследовательский взор от современной России к ее историческому прошлому.
…И вот
электронное письмо из
России предлагает мне встречу с одним из крупных предпринимателей,
возможность
без посредников познакомиться с нынешним российским
предпринимательством. Не
только милая моему сердцу физика – наука опытная. История тоже должна
быть
основана на реальном опыте, и у Зимина он, наверно, есть. Упустить
такой шанс я
не хотел. Тем более что через несколько недель мне предстояло очередное
свидание с родиной.
«Капиталист? Бизнесмен? Предприниматель?» – гадал я, направляясь в офис Зимина на Триумфальной. Вроде бы синонимы, но звучат по-разному. “Предприниматель” – самое симпатичнее. Хотелось бы думать, потому, что – самое русское из перечисленных. Но подозреваю, повлияли также стихи Маяковского и другие шедевры социалистического сюрреализма, с помощью которых меня учили смотреть на жизнь. Все-таки больше сорока лет я прожил при советской власти.
Однако сам-то Зимин при той власти прожил на пятнадцать лет больше и конец ее встретил в предпенсионном возрасте. Мне предстояло поглядеть на российского бизнесмена-капиталиста-предпринимателя и, по меньшей мере, решить, как его называть.
Ниже среднего роста и выше средней подвижности человек, которого я увидел, уже через десять минут беседы казался знакомым. Слегка старомодная вежливость, приправленная иронией. Быстрая речь и стремительные ассоциации. Чего я не ожидал – широты кругозора. От Сахарова и ПРО он легко перескочил к научно-популярным книгам, и тут же, в двух словах, популярно рассказал о перспективах мобильной телесвязи, на ходу увязывая радио-хайтехнику с мировой экономикой. Привел какой-то экономический пример и пояснил: “ как электрон в квантовой физике, – в одних условиях почти что частица, в других – почти что волна.”
Так
обнаружилось, что помимо
русского, у нас еще один общий язык – язык физики. Этого я не ожидал.
Исходил
из анкетных данных. Радиоинженер, казалось мне, слишком многое должен
знать об
устройствах радиодеталей, чтобы оставалось место для теоретической
физики. Не
учел, что дело, которым занимался радиоинженер-конструктор Зимин,
располагалось
на самом переднем крае техники – для противоракетных целей надо было
выжать из
техники все, на что она способна. А передний край техники – предел ее
возможностей – это и есть наука. Зимин принадлежал к тому же сословию,
что и
Сахаров. И связывала их не только противоракетная оборона. Отзыв на
докторскую
диссертацию Зимина писал однокурсник Сахарова – Лев Бахрах. С другим
однокурсником и другом Сахарова – Михаилом Левиным – Зимин работал в
одном
институте и до сих пор не устает изумляться, как в нём соединялись
физико-математический и гуманитарный взгляды на мир.
Инженер-радиофизик и предприниматель
Беседуя уже не
столько с
капиталистом, сколько с человеком точной науки, я забыл о намерении
подобрать
для Зимина точный классовый ярлык. Интереснее стало понять, каким
образом он
сумел освоить совсем иную роль, и как при этом изменился его взгляд на
мир.
Ведь
на глазах Зимина родился и развивался организм, соединивший
высоконаучную
технику, людские потребности и мировую экономику, – ведущая российская
компания
в мобильной телефонии. И было ощущение, что биографию этого организма
понять
можно. Зимин охотно отвечал на вопросы – поначалу, естественно,
поверхностные,
и, казалось, ничего не имел против, чтобы разговор стал глубже и
острее.
Похоже, ему самому было интересно разобраться в том, что произошло с
ним и со
страной. Интересно, полагаю, и тем, для кого – как для меня – урок
новейшей
российской истории был слишком сумбурным.
Своим первым впечатлениям я не очень доверял, – слишком новый мир приоткрылся передо мной – мир предпринимательской экономики и психологии. А что если глазами Зимина, человека научно-технического и долго пожившего при социализме, посмотреть на то, как рождается и живет частная собственность? И понять, какая революция произошла в его мышлении?
Три года я
отвечал на эти
вопросы, беседуя с Зиминым, с его коллегами по старо-советской и
ново-российской жизни, изучая архивные документы. Прочитал все, что
было в
прессе, включая самый лихой компромат. Журналист, ради красного словца
не
жалеющий и отца, легко убедит себя, что предприниматель ради миллиона
не
пожалеет никого. Но если знать мнения многих журналистов, то – в
отсутствии
единой цензуры – реальность от фантазии отличить можно.
Главный сюжет истории науки – взаимоотношение опыта и теории. И внутри науки, и вне ее. Как Эйнштейн создавал теорию гравитации, и почему он пришел к идее мирового правительства. Как Бор придумал теорию атома, и почему он выдвинул идею открытого мира. Как Сахаров объяснил барионную асимметрию Вселенной, и почему в интеллектуальной свободе он увидел основу международной безопасности.
В словах Зимина не было и намека на то, что он себя равняет с титанами науки. Но явление, в котором он активно участвовал, быть может, поважнее, чем расширение Вселенной. Во всяком случае, для истории нашей планеты. Ведь на наших глазах одна шестая этой планеты воссоединилась с остальными пятью шестыми, воссоединилась, прежде всего, по устройству экономической жизни. И каковы бы ни были проблемы этого воссоединения, угроза войны между лагерем социализма и миром капитализма, а фактически – проблема мирового самоубийства, ушла из мировой политики.
Фактически мир был разделен не железным занавесом, не берлинской стеной и прочими оградами соцлагеря. Разделяло экономическое устройство общества. Горячее и холодное не могут соприкасаться, сохраняя свои температуры, – нужна теплоизоляция. Советские спецслужбы, железный занавес, берлинская стена, изолируя соцлагерь от внешнего мира, поддерживали "тепловое неравновесие" в течение семи десятилетий. Три десятилетия доктор наук Зимин своими руками создавал один из элементов “теплоизоляции” – противоракетный щит. А следующие десять лет предприниматель Зимин участвовал в возвращении российской экономической жизни в систему мировой экономики, делая “теплоизоляцию” ненужной.
Возвращение России в мировую семью народов особенно сильно сказалось на бывших обитателях соцлагеря – это примерно четыреста миллионов человек. Шестьсот миллионов обитателей Запада облегченно вздохнули, уже не боясь советских ракет. Что думают по этому поводу остальные пять миллиардов, не знаю, но полагаю, мировой референдум счел бы это явление планетарного масштаба более существенным, чем расширение Вселенной. А узнав, сколько миллионов заработал доктор наук Зимин на телефонизации России, тот же референдум назвал бы его успех более впечатляющим, чем все достижения Эйнштейна, Бора и Сахарова, – те таких денег не видели.
В этом легкомысленном референдуме Зимин оказался бы с меньшинством, – он не скрывает восхищения мощью ума и моральной силой и Эйнштейна, и Бора, и Сахарова. Хотя и не преуменьшает важности процесса, в котором участвовал как предприниматель.
Думаю, что и три замечательных физика с интересом отнеслись бы к предпринимательскому опыту Зимина и к его размышлениям над опытом жизни при социализме и при капитализме. Для такого интереса у каждого из троих были свои нефизические причины.
Эйнштейна с юности беспокоила социальная несправедливость. Он не вступал ни в какие партии – партдисциплина несовместима со свободомыслием, но сочувствовал социалистам и их мыслям о решении проблем человечества. Сочувствовал – из своего западного далека – и российской революции и “грандиозному эксперименту”, который с нее начался. В 1920-е годы “Россия во мгле” его не пугала, а рождала надежды. Однако смотрел он открытыми глазами и в 1930 году не постеснялся публично уподобить режимы в фашистской Италии и советской России. Он писал письма Сталину, пытаясь спасти некоторых исчезнувших во мгле советского Гулага. И все же в 1948 году великий физик писал, что народы мира будут благодарны России, которая "энергичными действиями впервые продемонстрировала практическую возможность планового хозяйства". Правда, он видел и то, что плановая экономика "может сопровождаться полным порабощением человека", и задавал проклятые вопросы: "Как предотвратить превращение бюрократии во всемогущую и самовластную? Как защитить права личности и обеспечить демократический противовес к власти бюрократии?». Наверняка Эйнштейн хотел получить ответы на эти вопросы и понять, почему советский эксперимент дал отрицательный результат.
Для Нильса Бора ключевой политической идеей был принцип открытого мира – взаимная открытость культур в мировом масштабе. Симпатий к социализму у Бора не заметно, но России он симпатизировал. Быть может, потому, что личные симпатии питал к российским физикам Капице и Ландау – приверженцам социализма, во всяком случае в 1920-1930-е годы, когда с ними подружился. Так что и Бору, думаю, было бы интересно понять, почему его принцип открытого мира не мог осуществиться при социализме.
Ну и наконец, Сахаров, сделавший в 1968 году свое главное нефизическое открытие: в ракетно-ядерную эру единственный надежный фундамент международной безопасности – права человека, права отдельного человека, защищенные международными и государственными законами. В знаменитых “Размышлениях”, где Сахаров впервые высказал эту идею, он назвал свои взгляды "глубоко социалистическими", хотя поставил в один ряд "режимы Сталина, Гитлера и Мао Цзэдуна". В 1968 году Сахаров еще не понимал, что права и свободы человека должны опираться на что-то более существенное, чем решение правительства. Обеспечить права человека советское правительство могло, только лишив себя реальной власти в стране. Кто платит, тот и заказывает музыку. Когда в стране за все платит правительство, музыка звучит угодная только ему. Сахаров, как и большинство его соотечественников, не видел частной собственности в действии. Позже он понял, что права и свободы человека связаны с экономической свободой и с правом частной собственности. И ему, наверное, было бы интересно узнать, как эта связь работает.
Так я решил за троих знаменито-гуманитарных физиков. И подумал: если они уже не могут удовлетворить свою любознательность, почему бы не сделать это за них? Почему бы от их имени не задать вопросы радиофизику, инженеру, предпринимателю Зимину и выяснить, как это он оказался проницательнее всех троих – Эйнштейна, Бора и Сахарова? Ведь Эйнштейн в 1948-м говорил о всеобщих выборах в мировой парламент, Бор в 1950-м – о мире, открытом для людей и идей, Сахаров в 1968-м – об интеллектуальной свободе как основе мирного сосуществования. А Зимину ясно как день, что и то, и другое, и третье было исключено, пока на значительной части планеты главные решения назывались "Постановление ЦК КПСС и Совета Министров", пока в выборах – "всеобщих, прямых и тайных" – на каждое место претендовал ровно один кандидат, а в голосовании участвовало более 90 % населения. И пока мнения всех депутатов и газет совпадали по всем существенным вопросам.
Теперь это ясно не только Зимину. Но хватает и тех, кто, чихая на политические рассуждения физиков-шизиков, вспоминает достижения советской власти, начиная со спутника и кончая семикопеечной булкой. И тут не поспоришь: семикопеечная булка действительно стоила ровно семь копеек и советский спутник действительно был первым. Неясно только одно: если все было так хорошо, то почему стало так плохо? Если советская жизнь была такой здоровой, то почему она рухнула?
Лаконичный ответ предложил известный несоветский поэт (цитирую по памяти и за точность не поручусь):
Моей бы ангельской державушке
Еще б два ангельских крыла!..
Но если был бы фрак у бабушки,
Она бы дедушкой была.
Слишком кратко для тех, кому за державу обидно до слез и потому не до шуток. Да и те, кто принимают общий ответ на антисоветский вопрос, хотели бы – знаю по себе – понять по существу урок истории, который то ли ХХ век преподнес России, то ли Россия преподнесла человечеству.
Дмитрию Зимину, в отличие от Эйнштейна, Бора и Сахарова, довелось дослушать урок советской истории до конца. К тому же последние тридцать лет этого урока он занимался в той части народного хозяйства страны, где создавались спутники и другие гордые достижения.
Одна только мысль охлаждала. Почему, собственно, предпринимателя Зимина можно считать экспертом в новейшей российской истории? Лишь потому что он добился крупного успеха? Так ведь одна из причин всякого успеха – удача, везение. Зимин и сам признает, что начни он свое радиотелефонное дело на полгода раньше или на полгода позже, было бы слишком рано или слишком поздно. Успех приходит, когда нужный человек оказывается в нужном месте в нужное время.
Разные вещи – добиться успеха и понять его механизм, оценив и долю везения. Зимину удалось и то, и другое. Это я понял, когда он рассказывал об эпизодах своего предпринимательства и об экономической школе, которую прошел за послесоветское десятилетие. Говорил он четко, как и полагается человеку науки и техники, даже когда речь шла о том, как люди живут, работают и зарабатывают себе на жизнь.
Не скажу, что научно-технические знания всегда помогают понимать обыкновенную жизнь. Об этом – старая байка. Впервые увидев паровоз, часовых дел мастер сразу все понял и объяснил спутникам, что это, в сущности, просто большие часы. Внутри – большая пружина, которую сначала заводят, а потом эта штука тикает-пыхает по рельсам, пока не кончится завод. И в этой шутке есть доля правды: профессиональные знания могут сочетаться с профессиональной же ограниченностью. Другая доля правды: тот часовщик, наверняка, лишь ремонтировал часы. Если бы он придумывал новые конструкции часов, ограниченность мышления не столь грозила бы ему. Чтобы раздвигать границы познанного, надо смотреть на мир широко открытыми глазами:
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, Бог изобретатель…
Это описание науки нисколько не потускнело с пушкинских времен.
А с еще более раннего времени известно, что практическая надобность новой техники и теоретические загадки мироустройства реально связаны. Например, четыре века назад, для мореплавания к далеким индийским берегам требовались точные часы. С их помощью определяли местоположение корабля, и чем точнее хронометр, тем короче и безопаснее путь. С другой стороны, история науки знает, что исследование часового маятника помогло открыть общие законы движения. Тем самым, как ни смешно, торговля индийскими пряностями помогла понять движение планет и комет. Не зря во времена Гюйгенса и Ньютона возникло сравнение всего мироздания с часовым механизмом. И даже Всевышнего называли Верховным Часовщиком. На нынешний взгляд сравнение хромает на обе ноги. Но зато прочно стоит на ногах проявившаяся тогда связь техники, науки и коммерции или – благозвучнее – экономики. Часы давно ушли с переднего края науки и техники, но сам край остался.
На этом краю Дмитрий Зимин провел большую часть своей научно-технической жизни. К его времени небесная механика уже стала земной. Искусственные кометы со смертоносной ядерной начинкой и с клеймом “Made in USA” коварно ждали команды из Пентагона, чтобы взлететь и по законам небесной механики обрушиться – через полчаса, а то и меньше – на советские города и села, а также стартовые площадки советских стратегических комет, то бишь ракет. Зимин и его коллеги по Радиотехническому институту разрабатывали способы обнаруживать вражеские кометы как можно раньше. Чтобы успеть ответить – запустить свои советские термоядерные кометы и обрушить их на кого надо. Согласно информированным источникам, лучший советский радиолокатор способен был увидеть пятисантиметровый шарик "на предельной космической дальности". Чтобы выжать из техники ее предельные возможности, надо ясно понимать, что возможно по природе вещей, а что нет. Это и есть наука.
Снаружи наука выглядит как набор готовых истин, аккуратно записанных и перенумерованных: закон Архимеда – номер такой-то, закон Ома – номер другой. Истины эти для кого-то вечно-драгоценные, для кого-то – окаменело-замшелые, но в обоих случаях неизменяемые, неживые. Поэтому, читая в "Размышлениях..." Сахарова, что “еще не стал реальностью научный метод руководства политикой, экономикой, искусством, образованием и военным делом”, легко ужаснуться: научный метод руководства искусством?! Но если потерпеть до следующего предложения, то узнаешь, что научным Сахаров считает "метод, основанный на глубоком изучении фактов, теорий и взглядов, предполагающий непредвзятое, бесстрастное в своих выводах, открытое обсуждение”.
Такой была суть науки для Сахарова и ему подобных, знающих науку изнутри. Для них научные понятия и законы – не каменные изваяния, а живые существа, которые рождаются, развиваются, иногда, увы, и умирают. Существа эти много чего могут, но не всесильны. Сильнее человеческий разум, который их вызывает к жизни.
В советской стране, где общественная надобность всегда возвышалась над личной свободой, наука была самой свободной территорией. Не потому, что компетентные органы проглядели, а потому, что без свободы наука просто не работает. Не работает без права поставить под сомнение любое мнение, когда для этого появляются основания, не работает без свободы проверять на прочность законы науки и сами понятия, в которых эти законы выражаются, и, наконец, без возможности самовольно создавать новые понятия. По существу наука основана на здравом смысле. И язык науки, как бы диковинно он порой ни звучал, это часть повседневного языка тех, кто имеет дело с электронами, радиоволнами и другими предметами “не первой необходимости”. На этом языке задают природе вопросы. И получают ясные проверяемые ответы, если язык вопросов ясен.
Как-то на вопрос журналиста, какая философия ему близка, Зимин крупнейшими философами назвал Эйнштейна и Бора. Не знаю как журналист, но я понял, что он имел в виду. Опыт физики ХХ века включил в себя и новое знание о природе самого знания. Оказалось, что научное утверждение может быть лишь относительно верно – относительно обстоятельств времени, места и образа действий. Оказалось, что предсказательная способность науки совместима с непредсказуемостью в глубине мироустройства. Что грамматически правильный вопрос может быть научно неправильным – бессмысленным. А, с другой стороны, человек может понять даже то, что ему не под силу вообразить.
За этими фразами
стоят конкретные
драмы научных идей, трагедии выдающихся людей науки, для которых эти
драмы
оказались выше их душевных сил, и трагикомедии жрецов науки, которые
предпочитали жмуриться, лишь бы не видеть проклятые неизбежности
странного
мира. Пройдя эту драматическую школу познания – даже в качестве
зрителя-читателя, невозможно не научиться научному взгляду на мир –
открытому,
критическому и уважительному к фактам. Дмитрий Зимин эту школу прошел
до того,
как поступил в школу предпринимательства. К школе науки добавились
уроки жизни.
Зимин долго жил и работал в самой социалистической отрасли экономики –
где
денег не считали и об экономике не думали, и в этой отрасли он сделал
впечатляющую профессиональную карьеру.
Вторая карьера
Зимина началась в
конце 1980-х годов, когда страна делала первые шаги к свободе
предпринимательства. И как раз тогда завершалась двадцатилетняя эпопея
создания
противоракетной обороны Москвы. Гигантская пирамида радиолокатора
расположилась
на совершенно секретных гектарах в подмосковном пейзаже. Заместитель
главного
конструктора Зимин руководил созданием главной антенны. И, видно,
руководил
неплохо, раз его удостоили Госпремии. Беда в том, что к завершению этой
работы
ему все яснее становилось, насколько она бессмысленна, насколько
подмосковная
пирамида, как и ее древнеегипетские предшественницы, является
погребальным
сооружением, сколько труда конструкторов, инженеров, рабочих погребено
в этой
пирамиде.
Отец атомной бомбы Роберт Оппенгеймер сказал (по поводу бомбы водородной): “Когда вы видите что-то технически аппетитное, вы устремляетесь вперед и воплощаете это, а думать, что с этим делать, начинаете уже после того, как технический успех достигнут”. Можно это назвать формулой безответственного технического прогресса, можно и грустным законом научно-технической жизни. В истории советской противоракетной обороны этот закон действовал с особой остротой.
Поэтому когда в России подули новые ветры, доктору технических наук Зимину стало дышать легче. Два новых ветра назывались "кооперация" и "конверсия", и Зимин в своем родном Радиотехническом институте имени академика А.Л. Минца к силам этих ветров добавил всю свою энергию, нерастраченную к его пенсионному возрасту. Быть может, есть какое-то благотворное действие СВЧ-излучения? Во всяком случае, Александр Львович Минц, который когда-то принимал в свой институт молодого кандидата наук Зимина, также отличался удивительной энергоемкостью до 80 лет.
На новом повороте истории очень не хватало такого директора, каким был Минц, – с острым чувством нового, знающим цену свободы и ответственности. Пришлось недиректору Зимину заняться конверсионно-кооперативной перестройкой в родном институте, преодолевая инерцию и экономическое невежество, в том числе и свое собственное. На словах все было просто: найти гражданские применения оборонной радиотехники с помощью новых рыночных форм. А на деле оказалось, что очень трудно перековывать мечи на орала прямо в той же кузнице, которую строили для производства мечей. Да и не умели они искать тех, кому нужны орала, и не умели выяснять, какие именно нужны.
Тем не менее
кое-что Зимину и его
сотрудникам удалось перековать. А главное удалось при этом выковать
нечто вроде
команды из тех радиоинженеров, которые открытыми глазами смотрели на
жизнь
менявшейся России и готовы были искать в ней новое место для применения
своих
сил.
"Нечто вроде команды" превратилось в настоящую команду, когда обстоятельства сначала позволили, а потом и потребовали этого. В августе 1993 года обстоятельства потребовали выпускать еженедельный боевой листок "Командный Дух", из которого команда узнавала о состоянии дел и подзаряжалась энергией. Команда Зимина уже именовалась компанией «ВымпелКом» и создавала систему сотовой телефонной связи.
Августу 1993-го предшествовал август 1991-го. Провалившийся путч повалил и преграды для воссоединения экономики страны с мировой – рыночной – экономикой. Увидев новые возможности, в Россию направились заморские гости, или переводя с языка Садко на современный язык, – наиболее смелые западные предприниматели. Один из них, владелец небольшой американской фирмы, занимающейся сотовой телефонией, искал в России партнеров. И нашел радиоинженера Зимина.
Зимина не смутило, что американец по возрасту годился ему в сыновья. Главное, что американец готов был рискнуть своими кровными капиталами в России. И не менее важно, что этот молодой бизнесмен уже знал законы рыночной экономики не только по книжкам, но и по жизни. Зимин готов был учиться, совмещая учебу с работой по созиданию нового в своей стране. Великодержавная спесь ему чужда и не интересен вопрос, почему Россия не Америка. Интереснее вопрос: почему Россия не Финляндия. Финляндию-то надо догонять не по ракетам и противоракетам, а по мобильникам и доходу на душу населения. Зная, что законы физики не имеют национальных границ, он полагал, что это относится и к законам экономики. А особость России хороша только в ее поэзии.
В компании «ВымпелКом» соединились американский начальный капитал, опыт российских инженеров Радиотехнического института и… название противоракетного научно-производственного объединения "Вымпел". И еще – прежде всего и важнее многого – воля и целеустремленность самородного предпринимателя Зимина, соединившего все элементы в единое целое – в "дело", или, по-американски, бизнес.
История превращения команды московских радиоинженеров в компанию с мировым именем – это драма людей и идей, в которой Зимин – лишь один из главных участников. Были ситуации, когда судьба компании висела на ниточке, и были безусловные триумфы. Один из поворотных моментов – выход компании в 1996 году на Нью-Йоркскую фондовую биржу – главную биржу мира. «ВымпелКом» – первая в новейшей истории российская компания, получившая официальное мировое признание, признание того, что ведет честный бизнес. Вдохновляющая параллель – первой японской компанией на Нью-Йоркской бирже стала 19знаменитая "Sony" в 1961 году.
Выход на биржу – на мировой рынок – объективно показывает, что чего стоит. 15 ноября 1996 года компания «ВымпелКом» – по оценке мирового рынка – стоила 700 миллионов долларов. С того дня каждый желающий может узнать не только стоимость компании на данный момент, но и более тонкие детали ее финансового состояния – все, что положено держать открытым по правилам мирового рынка. В частности, каждый любящий считать деньги в чужом кармане (тем более налоговая служба), мог узнать, сколько стоит пакет акций, принадлежавший президенту компании Зимину.
Но компания вышла на биржу не для того, чтобы узнать, сколько она стоит, а чтобы получить средства для своего развития. И более всего этому должны были радоваться россияне, желавшие обзавестись мобильным телефоном. Потому что развивать компанию можно, лишь сделав более доступным ее продукт. В 1994 году, когда компания начала свою коммерческую деятельность, получить сотовый телефон можно было, выложив ни много ни мало пять тысяч долларов. Такая возможность была лишь у заморских гостей и самых крутых из самых ранних ново-русских, каких поначалу нашлось всего пара тысяч. Легко понять, что думали остальные миллионы россиян об этих тысячах и о той компании, которая старалась их ублажить.
Однако Зимин угрызений совести не испытывал. Он знал, что таков путь всякой технической новинки. В 1951 году, когда в Москве началось регулярное телевещание, телевизоров в Москве было не больше, чем сотовых телефонов в 1994 году. Позволить себе купить телевизор мог не каждый доктор наук. А девятиклассник Дима Зимин он рос без отца, и заработков мамы-машинистки хватало только на самое насущное. В тех обстоятельствах проявились его научно-технические и предпринимательские способности, – из разношерстных деталей, разысканных на радиобарахолках, он, – радиолюбитель и участник школьного радиокружка, собрал телевизор и демонстрировал его в школе в День радио. А спустя пять-семь лет телевизоры из чуда превратились в обычную бытовую технику. Аналогично события развивались в сотовой телефонии. Через семь лет после первого сотового звонка в России насчитывались миллионы абонентов, и, значит, мобильник стал обычной бытовой техникой. И этот успех у народа обеспечил успех «ВымпелКома» на мировом рынке – в конце 2007 года стоимость компании достигла 30 миллиардов долларов.
В мае 2001 года Дмитрий Зимин завершил свою вторую карьеру – карьеру предпринимателя, передав руководство компании профессиональному менеджеру. Это поворотный момент в биографии компании, первый подобный случай в российском предпринимательстве и личный триумф самого Зимина.
"Азбучная истина: владелец не должен быть менеджером, – говорит он. – Хотя бы потому, что, если наемный менеджер плохо работает, его можно выгнать, а владельца не выгонишь". К этой азбучной истине и ко многим неазбучным, касающимся экономики и жизни, Зимин пришел, учась на ошибках и перенимая опыт жизни, основанной на свободе и соревновании.
Он хорошо продумал роли предпринимателя и менеджера, взаимоотношение власти и бизнеса, искусство жить в условиях конфликта интересов, прежде чем в 2001-м получил российскую премию «Бизнес-Олимп» в категории «Бизнес-репутация». Он гордился этой наградой не потому, что опередил крупнейшего российского предпринимателя с состоянием в десятки раз большим. Ему нравилось, что репутация, "честное купеческое слово" имеют экономическое значение, что разные силы общественной жизни могут поддерживать друг друга.
В тот период триумфальной отставки я и познакомился с Дмитрием Зиминым. И он, 68-летний, говорил о своих новых – уже не коммерческих, но вполне деловых – планах.
Предпринимательский опыт Дмитрия Зимина подтвердил то, что он знал давным- давно: знание – сила. Но и ясно показал, что незнание – тоже сила, тормозящая. Эта нехитрая мысль помогла ему начать третью карьеру. Новое дело, которое он задумал, можно назвать некоммерческим предпринимательством, однако обычно его именуют «филантропия», что в переводе с греческого звучит высокопарно – «человеколюбие», или чисто русским словом «благотворительность», которое, увы, пахнет супом для бедных.
Свое человеколюбие Зимин сфокусировал на поддержке науки, прежде всего физики, и на научном просвещении нынешней России, когда тиражи научно-популярных журналов и книг упали в сто раз. Сам выбор предмета филантропии был непростой задачей. Зимин, прямо скажем, наукопоклонник. Считает чрезвычайно важным участие в общественной жизни страны физиков с гуманитарной жилкой. Отчасти, похоже, из-за иллюзии, что среди физиков выше процент порядочных людей, но, главное, он уверен, что ясность научного мышления – важный инструмент в выработке народной мудрости. Личные пристрастия, однако, надо было соразмерить со своими возможностями. Зимин никогда не входил ни в первую десятку, ни в первую тридцатку богатых людей страны. В рейтинге 2007 года среди 500 российских миллиардеров (рублевых) он на «скромном» 125-м месте, но зато второй по старшинству и единственный, занятием которого указана благотворительность.
Он говорит, что многим обязан научно-популярной литературе. Некоторые книги хранит со школьных лет. Знакомство с жизнью науки считает отличной школой: как искать истину, как уважать ее, проверяя на опыте и пересматривая, если того требуют новые факты. Все это нужно и за пределами науки, особенно в наше время, когда результаты науки становятся определяющей силой общественного развития. Силой положительной или отрицательной, в зависимости, кто и как ею пользуется.
Зимин верит, что научный взгляд необходим обществу, и ищет способ построить свое научно-общественное дело так, чтобы оно работало с не меньшей эффективностью, чем его коммерческие проекты. Проблема в том, что в филантропии эффективность не измеряется прибылью в денежном выражении. Но всем известен пример успешной филантропической деятельности в науке – работа Нобелевского фонда, расцветшего в ХХ веке. Для России цивилизованная филантропия – задача XXI века.
Оставим на время Дмитрия Зимина в начале его третьей карьеры и обратимся к двум предыдущим, чтобы разобраться, в какой стране и в каком мире мы живем. И да помогут в этом беседы с участниками и очевидцами событий, а также архивные документы, касающиеся Радиотехнического института, противоракетной обороны и «ВымпелКома». Особая благодарность поделившимся воспоминаниями: Т.Б. Алексеевой, В.Е. Битюцких, С.Ф. Боеву, Е.Б. Бондаренко, Г.Л. Васильеву, В.Н. Гинзбургу, В.П. Гольдину, В.В. Зеленину, Г.П. Земцову, Л.А. Зорину, И.А. Милашевскому, Н.Г. Орловой, А.Ю. Семенову, Е.В. Сурат, В.В. Фронтову.
Последняя пирамида советской цивилизации
Ракетно-ядерная эра
ПРО – оборона против неуязвимого оружия
Удовлетворение и сожаление с грехом пополам
Хотят ли русские войны
Вероломная оборона. И бессмысленная
Как на это смотрел Александр Львович Минц?
Perpetuum Demobile
Новое слово в истории науки
SPUTNIK
ТРАНЗИСТОР
Два последних советских слова
Рождение дела
Трудный союз щита и орала
Встреча учредителей
Конверсия кооператива в команду
Как стать миллионером?
Bee Line, Би Лайн, Билайн. Или Пчелайн?
Создание собственности
На крутом и скользком повороте
Вхождение в мировую экономику
Кризис "старой гвардии"
Триумфальная отставка
Некоммерческое предпринимательство
Об искусстве тратить деньги на науку и как готовить свою отставку
Наука предпринимательства
Откуда берутся предприниматели?
Истории с географией из родословной телерадиосвязи
Телефон: Меуччи, Белл и др.
Радио: Попов, Маркони и др.
Телевизор: Зворыкин, Сарнов, Фарнсворт и др.
Талант и профессия предпринимателя
Человек дела
Частная собственность и ее законы
О хорошем отношении к коровам
Жизнь – это конфликт интересов
Нация, цивилизация, глобализация
Наука конкуренции, или Какова цена очень дорогой ямы
Век науки, не золотой век
Улица 1905 года
"К счастью, будущее непредсказуемо"
Неизбежность прогресса
Золотому веку не бывать
«Право на свободу и стремление к благополучию»
1933 Дмитрий
Борисович
Зимин
родился в Москве, в семье инженера
1935 отец
Борис
Николаевич
Зимин арестован и погиб в том же году в лагере. Мать зарабатывала на
жизнь перепечаткой
на машинке
1948
перешел в восьмой класс
59-й школы на Арбате, где учителем физики был Сергей Макарович
Алексеев,
руководивший радиокружком и пристрастивший Диму Зимина к радиотехнике.
На
основе
опыта создания школьной УКВ-радиостанции учитель и ученик совместно
подготовили
книжку «Школьная УКВ-радиостанция» (Издательство ДОСААФ, 1956) – первый
печатный труд Д.Б. Зимина
1952 Зимин
поступил
на
Радиотехнический факультет МАИ.
1957-1963
После окончания
радиофакультета МАИ Зимин работает инженером «Проблемной лаборатории»
при
кафедре МАИ, где весной 1963 года защитил кандидатскую диссертацию.
1963 Зимин
принят
на работу в
Радиотехнический институт (РТИ) после собеседования с создателем и
директором
института академиком Александром Львовичем Минцем
1965
Академическая Премия им.
А.С. Попова присуждена коллективу авторов книги «Сканирующие антенные
системы
СВЧ», включая Д.Зимина
1969 Зимину
присвоено звание
старшего научного сотрудника по специальности "антенно-фидерные
устройства" (к этому времени 44 публикации и изобретения)
1970 академик
А.Л.
Минц ушел в
отставку в результате организации ЦНПО «Вымпел» и включения РТИ в это
объединение
1977 лаборатории
Зимина
преобразована
в отдел. Работа Д.Зимина в качестве заместителя главного
конструктора приемной антенны радиолокатора ПРО удостоена
Государственной
премии РФ.
1984
доктор технических наук,
диссертация – «Сложные антенные системы больших наземных РЛС»
1990 В
РТИ
Д. Зимин вместе с
сотрудниками создают компанию «КБ Импульс», которая, в рамках программы
конверсии, в частности, разработала аппаратуру для приема спутникового
телевидения и антирадар
1991, 18 октября
подписано
соглашение между ЦНПО «Вымпел» и
владельцами американской фирмой Plexsys, О. Фабелами, о намерении
создать
систему сотовой телефонии, «способную обслуживать до 600 абонентов».
1992, январь По приглашению Фабел делегация «Вымпела»
(включавшая Д.Зимина) посещает фирму Plexsys в США.
1992, 12 июля
Первый
звонок. Начало работы первой в России и Европе экспериментальной сети
стандарта
AMPS.
1992, 15 сентября
регистрация ЗАО «Вымпелком». День рождения Компании.
1993, 11 января
Вымпелком получил лицензию на
создание и
эксплуатацию сотовой сети стандарта AMPS в Москве.
1993, 14 августа
принята
торговая марка Билайн (с пчелкой).
1994, 15 января
Подписание
контракта с фирмой Эрикссон на поставку оборудования для сети БиЛайн
1994, 28 июля
праздник по случаю 2000-го абонента.
1995, февраль военные согласились отдать для гражданской
сотовой связи полосу в 20 МГц в диапазоне 1800 МГц.
1995, июль
10 000 абонентов.
Билайн - крупнейшая компанию сотовой связи России.
1996, январь Фабела предлагает идею вывода компании на
биржу, для чего в одной компании Вымпелкоме объединяются несколько
родственных
компаний. При этом Д. Зимин владеет контрольным пакетом компании.
1996, май
«Алкатель»
становится акционером и в качестве взноса в акционерный капитал вносит
аппаратуру для сотовой сети.
1996,15 ноября Вымпелком выходит на Нью-йоркскую биржу
1996, конец ноября
В сети
Билайн 50 000 абонентов.
1997, сентябрь
капитализация
Вымпелкома превысила 1 миллиард долларов.
1998, июнь
Начало переговоров
с норвежской компанией «Теленор» о возможном партнерстве.
1998,11 августа
получена
лицензия на услуги сотовой связи двухдиапазонной сети GSM-900/1800.
1998, 22 октября
Вымпелком объявил о введении в
эксплуатацию в
Москве базовых станций, работающих в диапазоне 900 МГц и о начале
создания
двухдиапазонной сети.
1998, 1 декабря
Вымпелком и Теленор подписали соглашении о стратегическом
партнерстве, в рамках
которого Теленор приобретет 25% + 1 акцию.
2000, сентябрь
президентом Вымпелкома стал
профессиональный
менеджер Джо Лундер - руководитель компании Теленор. Д. Зимин занял
пост
генерального директора компании.
2000, октябрь начало переговоров с Альфа-групп о
стратегическом
партнерстве.
2001, апрель
в сети БиЛайн 1
миллион абонентов.
2001, май
подписание
соглашения с Альфа-групп, уход Д. Зимина с поста Генерального директора
и
назначение Лундера Генеральным Директором.
2001, 31 мая Д.Зимин обнародовал заявление о своей отставке
2001 Д.
Зимин
учреждает Фонд
некоммерческих программ «Династия», первый в России нового времени
семейный
благотворительный фонд. Цель — поддержка фундаментальной науки и
образования в
России, создание условий для работы ученых на родине, популяризация
науки и
просвещение.
2002
первая программа фонда —
гранты и стипендии для молодых физиков-теоретиков
2004 первый
конкурс
учителей
физики и математики. Награждены 100 лучших учителей физики и математики.
2005 программа
«Популярная
наука»:
создан научно-популярный портал «Элементы».
2006
конкурс «Научный музей в
XXI веке»
2007 общий бюджет Фонда достиг 5 млн. долларов.
2008 Фонд
некоммерческих
программ
Дмитрия Зимина «Династия» преобразован в общественный фонд под
управлением общественного совета, действующего самостоятельно согласно
разработанному уставу. Тем самым созданы финансовые и юридические
возможности
для неопределенно долгой жизни фонда
Алексеев С. М. Радио в школе. М., Учпедгиз, 1953.
Алексеев С. М., Зимин Д.Б. Школьная УКВ радиостанция. М., ДОСААФ, 1956.
Голубев О.В., Каменский Ю.А., Минасян М.Г., Пупков Б.Д. Российская система противоракетной обороны (прошлое и настоящее — взгляд изнутри). Техноконсалт, Москва, 1994.
Горелик Г.Е. Андрей Сахаров: наука и свобода. (ЖЗЛ) Молодая гвардия, 2010.
Зимин Д.Б. От 2 до 72. Книжка с картинками. М., 2007.
Минц А.Л. Избранные труды. Статьи, выступления, воспоминания. Отв. ред. Ю.Б. Кобзарев. – М.: Наука, 1987.
Первов М. Системы ракетно-космической обороны России создавались так. М.: АВИАРУС-XXI, 2003
Фейнберг Е.Л. Александр Львович рассказывает // Фейнберг Е.Л. Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания. – М.: Физматлит, 2003, с. 263-283.
Альберт ЭЙНШТЕЙН между капитализмом и социализмом, между демократией и диктатурой
Нильс БОР об открытом мире и Лев ЛАНДАУ в закрытой России
ВПК и ВПК: военно-промышленный комплекс и Военно-Промышленная Комиссия
Берн ДИБНЕР – инженер, изобретатель, предприниматель, библиофил, историк науки и филантроп
Притча о закопанном таланте и о таланте предпринимательском
Teletrofonный разговор в Конгрессе США, или Кто изобрел телефон?
Петр КАПИЦА, физик и инженер. И предприниматель
Сергей Макарыч Алексеев – школьный учитель и соавтор своих учеников
Слойка, торт и уважение к труду
12 заповедей строителя коммунизма
Stop & Shop, или маленький американский секрет глобализации
Владимир ВЕРНАДСКИЙ – геолог и конституционный демократ
«Золотому веку не бывать – ну и что ж особенно такого?»
